Антропологический принцип познания

Философам, равно как и мыслителям других воззрений, свойственно придерживаться различных «партий», школ, направлений, течений и пр. До последнего времени главным камнем преткновения для них было решение всем известного «основного вопроса философии». По-разному толкуются природа сознания, идеальное соотношение сознательного и бессознательного, биологического и социального в человеке и многое другое.

Однако если говорить о началах философствования, то все критерии классификаций философских систем в конечном счете производят от более общего подхода к проблеме человека. «Проблема человека есть основная проблема философии, – отмечал Н.А. Бердяев. – Еще греки поняли, что человек может начать философствовать только с познания самого себя. Разгадка бытия для человека скрыта в человеке» [Мир философии. В 2 томах. Т.2. – М., 1991. – С.50].

Нефилософы против подобных положений нередко приводят вполне очевидные с точки зрения здравого смысла и, казалось бы, подкрепленные данными науки возражения. Субъективный идеализм сегодня мало популярен, и большинство образованных людей убеждены в том, что человеческая цивилизация – продукт эволюции Вселенной. Вместе с тем действительное философствование доказывает несостоятельность здравого смысла в вопросах о предельных основах бытия, о природе и законах мироздания. «Да, – писал B.C. Соловьев, – жизнь человека и мира есть природный процесс, да, эта жизнь есть смена явлений, игра естественных сил, но эта игра предполагает играющих и то, что играется, – предполагает безусловную личность и безусловное содержание или идею жизни» [Мир философии. В 2 томах. Т.2. – М., 1991. – С. 46].

Конечно, существование безусловной личности и безусловной идеи жизни можно связывать с Богом и богочеловечеством, но есть и другие смыслы «безусловности», «самости» человеческого бытия. «Человек может быть человеческим богом, – утверждал Н. Кузанский. – ...Как сила человека человеческим образом способна прийти ко всему, так все в мире приходит к нему, и стремление этой чудесной силы охватить весь мир есть не что иное, как свертывание в ней человеческим образом вселенского целого» [Кузанский, Н. Сочинения. В 2 томах. Т. 1. – М., 1979. – С. 260].

Человек в его отношении к миру существо универсальное. Это означает, что сколь бы бесконечна и разнообразна ни была Вселенная, он способен любой ее элемент, любую ее структуру сделать частью своего опыта; способен схватывать и удерживать в своем сознании собственно бесконечность мира, и тем самым делать свой микрокосм равным макрокосму. Есть и еще один аспект соизмеримости человека и вселенского целого, бесконечности человека: его способность «развертывать из себя сущее», создавать второй предметный мир, вторую природу, пронизанную творческим началом.

С позиций соизмеримости человека и Вселенной особенно интересны положения «космологии духа» Э.В. Ильенкова о том, что мозг является предельно высокой формой существования высокоорганизованной материи, и о том, что невозможно существование материи без мышления точно так же, как и существование мышления без материи.

Современная философия и космология в их гипотетическом аспекте предлагают новые аргументы в пользу макрокосмичности человеческой сущности: «человек не есть дробная часть мира, в нем заключена цельная загадка и разгадка мира» [Мир философии. В 2 томах. Т. 2. – М., 1991. – С. 50].

Во всяком случае, в прошлое все дальше уходят как вульгарно-материалистические концепции, согласно которым человек – случайное и всецело детерминируемое объективными процессами существо, сама разумность которого весьма проблематична, так и упрощенно-богословские построения, исходящие из того, что человек – лишь орудие провидения. Следует помнить, однако, что христианское учение рассматривает богоподобие человека как возможность приобретения им божественной сущности, т. е. содержит идею потенциальной макрокосмичности человека.

Итак, именно философией был разработан принцип познания, который можно определить как человеческое измерение. Он включает разные компоненты, в частности, выделенные выше три аспекта человеческой универсальности, представления о диалектике объективного и субъективного, о природе, формах и роли идеального, герменевтический аспект. Однако главное состоит в том, что «философия познает бытие из человека и через человека, в человеке видит разгадку смысла, наука же познает бытие как бы вне человека, отрешенно от человека» [Мир философии. В 2 томах. Т. 2. – М., 1991. – С. 6–8].

Следовательно, антропологический принцип познания исходит из того, что стройную систему представлений о природе, обществе, мышлении можно разработать, лишь поставив в центр концептуальных построений человека, рассматривая мировоззренческую категорию «человек» в качестве системообразующей в отношениях, логических связях философских категорий.

В последние десятилетия необходимость включения в состав методологических оснований человеческого измерения признается представителями естественных, технических и прикладных наук. Человек рассматривается как субъект познания и практики, по меркам которого осуществляется оценка любых явлений природы и деятельности. Б.В. Марков справедливо подчеркивает: «Все науки должны смириться с тем, что они изучают те или иные аспекты человеческого или абстрактного человека. Это обстоятельство выдвигает на первый план необходимость разработки прикладных наук, которые по необходимости оказываются междисциплинарными и вынуждены согласовывать философские, гуманитарные и естественно-научные знания» [Марков, Б.В. Философская антропология. – СПб., 1997. – С. 43].

К сожалению, формы и методы реализации установки на включение человеческого измерения в состав частных наук в большей части случаев остаются лишь предметом специального поиска. Однако успехи на этом пути приводят к существенному изменению содержания и ориентиров научного знания в целом.

В философии антропологический принцип был развернут в антропологический подход. Особое понимание его было сформулировано К. Гельвецием, Л. Фейербахом, Н.Г. Чернышевским, Ф. Ницше, В. Дильтеем, А. Геленом. В существе своем оно сводится к тому, что человек, будучи природным существом, является высшей ступенью развития природы.

В современной философии и науке антропологический принцип наиболее последовательно проводился В.И. Вернадским. Методологиям частных наук он противопоставил «натуралистический» подход [Вернадский, В.И. Начало и вечность жизни. – М., 1989. – С.53].

«Есть, – пишет он, – своеобразный склад натуралиста, который ищет синтетического впечатления о природе, не довольствуется изучением формы или функции организма, а изучает их комплексы» [Вернадский, В.И. Начало и вечность жизни. – М., 1989. – С. 52].

Ученый подчеркивает, что данный подход несовместим с естественно-научным, но надеется, что новейшая революция в естествознании позволит приблизить физическое, например, мировоззрение к натуралистическому.

Важным элементом натуралистического подхода является человеческое измерение – понимание того, что человек имеет генетическую связь со всем органическим миром. «Культурный человек, человек науки постоянно теряет его (отчуждение от остальной живой природы – авт.), отходит к извечным навыкам человечества, неразрывно связывающего себя с остальными проявлениями жизни» [Вернадский, В.И. Начало и вечность жизни. – М., 1989. –С. 59].

В результате своих научных и философских поисков В.И. Вернадский пришел к выводу о том, что есть две основные формы проявления Космоса: неживая, косная материя и жизнь, биогенез. С ними связано также энергетическое начало. При этом отсутствует всякая генетическая связь между косной и живой материей.

«Признавая биогенез, согласно научному наблюдению, за единственную форму зарождения живого, – подчеркивает В.И. Вернадский, – неизбежно приходится допустить, что начала жизни в том Космосе, какой мы наблюдаем, не было, поскольку не было начала этого Космоса. Жизнь вечна постольку, поскольку вечен Космос, и передавалась всегда биогенезом» [Вернадский, В.И. Начало и вечность жизни. – М., 1989. – С. 102].

Высшим этапом биогенеза является антропосоциогенез, настолько плотно входящий в систему биогенеза, что постепенно становится его системообразующим фактором.

Вполне отдавая себе отчет в качественном отличии родового человеческого существования от других форм бытия, В.И. Вернадский, тем не менее, считает его возникновение закономерным, поскольку человечество является средством и целью перехода биосферы в ноосферу как высшую фазу эволюции Земли, Космоса.

«Во всем дальнейшем изложении я включаю все человечество во все остальное живое вещество и рассматриваю геохимическую работу живого вещества в неразрывной связи живого, растительного царства и культурного человечества как работу единого целого» [Вернадский, В.И. Начало и вечность жизни. – М., 1989. – С. 74]. Однако с возникновением разума геобиоценозные процессы приобретают качественное своеобразие: деятельность человека становится фактором изменения лика и структуры Земли, фактором геологического эволюционного процесса.

Создание ноосферы – глобальный закономерный процесс, призванный перевести все геологическое образование в качественно новое состояние. Здесь проявляется философичность мышления В.И. Вернадского, которое никогда не ограничивалось эмпирическими обобщениями. По мнению ученого, важной предпосылкой сознательного формирования ноосферы является слияние человечества в единое целое, становление «всемирности» исторического процесса, демократизация общественных отношений, превращение народных масс в субъекта истории, появление свободно мыслящей личности.

Концепция ноосферы, несмотря на фатальность, игнорирование глубокой противоречивости всемирно-исторического процесса, очевидной для многих мыслителей, получила широкое признание.

Необходимо отметить, что «натуралистический» подход В.И. Вернадского формировался в среде русских ученых, мировоззрение которых базировалось на антропологизме, связанном с философским позитивизмом. Некоторые из них даже считали возможным заменить гуманитарные науки синтезом естественно-научных и конкретно-социологических методологий. В.М. Бехтерев, например, предлагал заменить психологию социальной рефлексологией и опубликовал труд под названием «Коллективная рефлексология». Он же отрицал целесообразность исследования психологии личности: «Психология отдельных лиц непригодна для уяснения общественных движений и развития общественных событий, поскольку отдельная личность не может быть олицетворением всего общества или народа» [Бехтерев, В.М. Коллективная рефлексология. – М., 1921. – С. 40].

Большевистский идеолог А. Гольцман в своей книге «Реорганизация человека» доказывал, что «могильщик»-пролетариат похоронит всякую философию, в том числе и философскую антропологию, а ее место займет научное человековедение. Он проводил даже идею о том, что диалектический и исторический материализм стал бы «философией… если бы пролетариат признавал философию» [Гольцман, А. Реорганизация человека. – М.,1924. – С. 13].

Оппозиционер Э. Енчмен на основе своего учения о личности человека как о биоиндивиде открыто выступал не только против диалектического материализма, но и всякого философствования вообще. «Некое философское мировоззрение, – писал он, – именуемое диалектическим материализмом, будет повержено в прах, ибо благодаря биологической тренировке человека исчезнет необходимость в логике, отомрет значение мышления, и только физиологическая реакция хохота будет напоминать об эксплуататорском диалектическом материализме, одурачившем невинные головы передовых революционных рабочих» [Енчмен Э. Восемнадцать тезисов о теории новой биологии. – Пятигорск, 1920. – С. 56].

На первом Всероссийском съезде психоневрологов (1923 г.) русский ученый Г.И. Челпанов выдвинул позитивистскую идею о том, что современная научная психология является эмпирической, отмежевывается от всякой метафизики. Для него отрыв психологии от философии был, прежде всего, формой противопоставления этой науки марксизму: «...в системе Маркса современная научная психология, обозначающая себя эмпирической вследствие того, что она отмежевывается от всякой метафизики, остается без изменения и по методу, и по содержанию» [Челпанов, Г.И. Спинозизм и материализм. – М., 1927. – С. 41].

Антропологические начала в российской науке еще более усилились, когда позитивизм стал формой идейного противостояния большевизму и отождествляемому с ним марксизму.

Антропологизм представителей русского научного человековедения, и особенно В.И. Вернадского, вдохновлял Л.Н. Гумилева при создании пассионарной теории этногенеза. Именно в концепции ноосферы он видел один из источников собственных теоретических построений, считая, что процесс этногенеза «связан с определенной формой энергии, открытой нашим великим соотечественником В.И. Вернадским, – энергией живого вещества биосферы» [Гумилев, Л.Н. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. – М., 1993. – С. 24].

Согласно пассионарной этнологической концепции, формирование и развитие этноса – чисто природный процесс адаптации людей в этнической и ландшафтной сфере, процесс выработки определенного поведения. Пассионарность является эффектом энергии живого вещества биосферы, проявляющимся в повышенной активности этнических коллективов и определяющим смену фаз этногенеза.

По собственному признанию Л.Н. Гумилева, он с единомышленниками занимался поисками альтернативы «не отдельно марксистам, демократам, почвенникам, анархистам (несть им числа), а социальной интерпретации истории как таковой» [Гумилев, Л.Н. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. – М., 1993. – С. 176].

Развивая антропологический подход, он предложил новый вариант материалистического понимания истории, гораздо более жесткий, чем марксистский вариант социального детерминизма.

Таким образом, антропологический принцип познания в философии и антропологический подход в интерпретации общественной истории хотя и связаны, все же не тождественны по содержанию и практической направленности. Общим для них является, во-первых, признание человека высшим результатом развития природы, назначение которого состоит в организации эволюционного процесса на основе гармонии и разума; во-вторых, необходимость введения в частные науки принципа человеческого измерения, который при ближайшем рассмотрении приобретает характер аксиомы исследовательской деятельности и познания в любой области.